|
Глава V. Насаждение религиозной идеологии в высшей школе
Устав Московского университета 70-х годов XVIII в. требовал от студентов,
помимо верности монархии, «жить в страхе господнем, нелицемерно
придерживаться христианской веры, просвещать свое сердце через ежедневное
чтение св. писания, ходить в университетскую церковь и читать утренние и
вечерние молитвы». От профессоров же требовалась защита крепостнического
строя и религии. Реакционные профессора называли свою науку «глазами
божественного провидения», «зерцалом божественного промысла», на лекциях
философии и права они рассказывали о божественном происхождении законов и
царской власти. «Бог — вот главная и первая истина, составляющая душу всех
истин», — говорил на своих лекциях профессор философии Московского
университета Шаден1.
Духовное ведомство нетерпимо относилось к прогрессивным профессорам,
пытавшимся познакомить слушателей с выводами передовой науки. Так,
церковники преследовали профессора математики Московского университета
материалиста Д. С. Аничкова (1733-1788 гг.), который в 1769 г. издал
диссертацию под названием «Рассуждение из натурального богословия о начале и
происхождении натурального богопочитания у разных, особенно невежественных
народов». В своей диссертации Аничков отвергал божественное происхождение
религии, обвинял духовенство в невежестве и шарлатанстве. По доносу
протоиерея московского Архангельского собора Петра Алексеева труд Аничкова
был передан на отзыв московскому митрополиту Амвросию. Он счел диссертацию
Аничкова «соблазнительным и вредным сочинением». Автор, по словам Амвросия,
восстал против христианства и проповедовал «атеистические мнения», опираясь
на «материалистов и атеистов античности». По настоянию синода книга Аничкова
была публично сожжена палачом в Москве на лобном месте. Синод потребовал
также, чтобы Московский университет не печатал в дальнейшем «веры касающиеся
неосторожные сочинения».
Аничков не понимал классовой сущности религии и не преодолел деистических
взглядов, но его труд для того времени был выдающимся событием.
Атеистические взгляды Аничкова разделял также проф. С. E. Десницкий,
считавший, что церковь враждебна подлинной науке и является виновницей
многих войн и социальных бедствий. Профессор И. Мельман в своих лекциях
также выступал против церкви и религии, он говорил, что произведения
классиков полезнее, чем творения святых отцов. По доносу московского
митрополита Платона Левшина, «митрополита-философа», Мельман был схвачен и
отправлен в Тайную канцелярию. После пыток его выслали в восточную Пруссию,
где в припадке помешательства он покончил с собой2.
В годы реакции, наступившей после Отечественной войны 1812 года, религиозное
воспитание в высшей школе было усилено. В инструкции по наблюдению за
студентами особое внимание обращалось на так называемое нравственное
направление преподавания. От университетской полиции требовалось, чтобы на
уроках профессоров не допускалось ничего, «колеблющего или ослабляющего
учение нашей веры»; чтобы студенты учили закон божий «с той внимательностью,
какой требует важность сего дела». Студенты были обязаны в праздничные дни
посещать церковь, а в будни собираться на молитву. Инструкция требовала
также, чтобы студенты читали евангелие по славянскому тексту «с толкованием
св. отцов и учителей церкви»3. В университете установили казарменный режим.
Студентов обязали иметь у себя библию, ввели общие молитвы, посты,
обязательную исповедь и причащение. На стенах аудитории развесили картины на
религиозные темы, преимущественно устрашающего характера4.
Ректор университета и его доверенные лица должны были посещать лекции и
тщательно следили за тем, чтобы «дух вольнодумства ни открыто, ни скрыто не
мог ослаблять учение православной церкви в преподавании наук философских,
исторических или литературных»5.
Был установлен полицейский надзор за тем, что читали студенты,
систематически проверялись университетские библиотеки с целью выявления
книг, «противных вере, правительству и нравственности». Требовалось, чтобы
среди студентов «отнюдь не обращались подобные сочинения»6.
Контроль за Московским университетом осуществлял попечитель, «фрунтовый
генерал» А. А. Писарев, один из тех, кто для сохранения крепостного строя
считал необходимым ликвидировать просвещение и уничтожить книги. По словам
современников, именно этого «фрунтового генерала» имел в виду Грибоедов,
когда писал:
Я князь - Григорию и вам
Фельдфебеля в Вольтеры дам...
Наблюдение за преподаванием в высшей школе вело не только министерство
просвещения и его местные органы, но и царская охранка. III отделение,
недовольное постановкой преподавания в Московском университете, доносило,
что в нем «нет сочетания изучения наук со светом божественного учения, а
вместо этого профессора знакомят студентов с пагубной философией нынешнего
века»7.
После подавления восстания декабристов из Московского университета особенно
решительно изгонялся «опасный дух вольнодумства» и «надменные умствования».
C этой целью было сокращено преподавание общественных наук, расширено
преподавание богословия и церковной истории.
Для изгнания «духа вольнодумства» в 1832 г. была назначена ревизия
университета, которая ставила своей задачей перестройку университетского
образования в духе «самодержавия, православия и народности».
За «неуважение к предметам христианской религии» студенты подвергались
репрессиям вплоть до отчисления «в назидание другим». Прогрессивные
профессора за отказ от насаждения поповщины изгонялись из университета. В
30-х годах XIX в. в Москве и Московском университете был очень популярен И.
E. Дядьковский (1784 - 1841 гг.), талантливый естествоиспытатель,
физиолог-материалист, «врач-философ», как называли его в Москве. В своей
«Общей патологии» Дядьковский выступал против поповских сказок о сотворении
мира и выдвигал научное положение о закономерном развитии материи от низших
и простейших форм к высшим и более сложным организмам. По словам
современников, Дядьковский «стал костью в горле чуть не всем профессорам». В
его лекциях увидели «доказательства его кощунства над православной
религией». Профессору Дядьковскому поставили в вину научное объяснение им
причин отсутствия разложения и гниения трупов. Дядьковский говорил, что
найденные в г. Березове трупы, не подвергшиеся гниению, могли быть приняты
за нетленные мощи угодников.
Ученый был отстранен от преподавания, как непримиримый враг поповщины.
Умирая, он отказался от церковного напутствования священником и
предсмертного причащения, о чем присутствовавший при смерти его ученик врач
H. Молчанов писал в Москву: «...хороший и чистый он был человек, но
причаститься отказался. Это его убеждение»8.
Против насаждавшихся в университете поповщины и идеализма выступал и ученик
И. E. Дядьковского профессор К. В. Лебедев. Он высмеивал врачей, которые
принимали появление массовых заболеваний за наказание, посылаемое людям за
их грехи.
2
Казанский университет ревизовал один из ближайших помощников министра
духовных дел и просвещения Магницкий. Мракобесные взгляды Магницкого были
хорошо известны по его деятельности в Симбирске, где, будучи губернатором,
он преследовал и уничтожал книги, особенно по естествознанию, считая их
опасными для религии и церкви.
Магницкий увидел в Казанском университете, по его словам, страшную картину:
богословие не преподавалось, студенты проявляли «гибельное невежество» в
знании «заповедей божьих», катехизиса и евангелия. В библиотеке университета
он нашел книги французских материалистов. Сами профессора были, по его
мнению, «неблагонадежными» в религиозном отношении. «Ученость без веры в
бога, — писал Магницкий в своем докладе, — не токмо не нужна правительству,
но и почитается вредною».
Магницкий возражал против вскрытия трупов для научных целей, находя «мерзким
и богопротивным употреблять создание и подобие творца человека на
анатомические препараты». Напуганные профессора не возражали всесильному
посланцу Голицына, и весь анатомический кабинет был предан земле с
«подобающей почестью»9.
Магницкий предложил правительству крайнюю меру — в назидание другим публично
разрушить Казанский университет, а вместо него открыть гимназию. Разрушение
университета не было одобрено. Для искоренения «духа неверия» Магницкого
назначили попечителем Казанского учебного округа, а в университете учредили
кафедру «богопознания или христианского учения».
Новая должность помогла Магницкому быстро разрушить университет как научный
центр. Он насаждал ханжество, лицемерие, мракобесие. Посещение богословских
лекций стало обязательным для студентов всех факультетов, равно как чтение
молитв и посещение церкви в воскресные и праздничные дни.
В основу преподавания точных и естественных наук инструкцией предписывалось
положить религиозные принципы. Профессор физики должен был указывать на
премудрость божью и ограниченность человеческого разума для познания
природы. При чтении лекций по естественной истории требовалось показать
непостижимость природы, представить ее «только слабым отпечатком того
высшего порядка, которому, после кратковременной жизни, мы предопределены».
Профессору астрономии поручалось «указать на тверди небесной пламенными
буквами начертанную премудрость творца».
В лекциях по словесности на первом плане должна быть библия, дающая, по
словам инструкции, «величайшие образцы красноречия». При преподавании
древних языков требовалось подчеркнуть превосходство христианских
проповедников над писателями - классиками древности, а историки же должны
показать «величие христианское».
Преподавание философии находилось под особенно строгим контролем. Только те
философские системы считались допустимыми, которые не расходились с
евангельским учением. Профессоров принуждали преподавать философию по
посланиям апостола Павла. Наука политического права должна была доказывать
божественное происхождение монархической власти. Преподавание
рекомендовалось вести на «творениях» Моисея, Давида и Соломона и лишь в
исключительных случаях прибегать к Аристотелю и Платону.
На медицинском факультете предлагалось «отвратить студентов от гибельного
материализма», внушить им мысль, что «искусство врачевания нераздельно с
благочестием».
Что касается геологии, то она была признана наукой, противной святому
писанию, и исключена из учебных планов университета.
В инструкции говорилось о необходимости борьбы с духом вольнодумства,
внушения «любви и почтения к св. евангелию», достижения основной цели
высшего образования — «воспитания верных сынов православной церкви, верных
подданных государя»10.
Послушные Магницкому профессора немедленно приступили к замене науки
поповщиной. Профессор Городчанинов в своем отчете за 1819-1820 годы писал,
что «все науки университетские преподаются в духе евангельского учения и что
вольнодумство «удаляется от сего жилища науки, где обитает страх божий».
Профессор Никольский, объясняя высшее значение математики, доказывал, что
она совершенно не противоречит истинам христианского учения. «В математике,
— говорил он, — содержится превосходное подобие св. истин. Напр., как число
без единицы быть не может, так и вселенная яко множество без единого владыки
существовать не может». Треугольник он считал «символом господа, яко
верховного геометра», а гипотенузу в прямоугольном треугольнике — «символом
сретения правды и мира, правосудия и любви»11.
Профессор анатомии и физиологии Фукс объяснял студентам, что цель анатомии —
«находить в строении человеческого тела премудрость творца, создавшего
человека по своему образу и подобию». Он предостерегал слушателей при
изучении анатомии «не впасть в ужасный материализм».
На лекциях по русской словесности студенты разбирали 102 псалом Давида и
доказывали его превосходство над произведениями Гомера и Вергилия12.
Насаждая ханжество, лицемерие и поповщину, Магницкий изгонял из университета
передовых профессоров, не желавших отказаться от научного мировоззрения в
угоду поповщине. Так, им был организован показательный процесс над
профессором Солнцевым, обвиненным в том, что он преподавал естественное
право на «разрушительных началах». За «хитросплетенную ложь», «смешивание
божественности с человеческим» Солнцев был лишен профессорского звания и
уволен из университета. Профессор логики И. Давыдов также был жертвой
террора, организованного Магницким. Его книга «Начальные основания логики»
была объявлена «соблазнительной и безнравственной» и изъята13.
Бывший воспитанник Казанского университета H. И. Мамаев, вспоминая о
монастырском режиме, введенном в университете, писал: «Воспитание в духе
веры и благочестия отражалось на всем, что входило в частную жизнь
студентов, помимо их образования. Студенты обязаны были непременно посещать
университетскую церковь... Не быть у всенощной или у обедни, не говоря уже
про ежегодные говения, почиталось чуть ли не преступлением... Перед началом
каждой обедни все студенты обязаны были собираться в аудитории, где один из
их среды читал апостола и евангелие того дня, а священник объяснял их смысл
и значение. Потом шли в церковь».
В результате деятельности Магницкого наука была изгнана из университета. По
свидетельству современника, университет превратился в монастырь, в котором
«все живое было похоронено, остались лишь тени науки, переполненные
ханжеством и лицемерием»14.
Мракобесие и беспринципность Магницкого увековечены в «Доме сумасшедших»
сатириком Воейковым. Поэт вложил в уста этого реакционера следующие слова.
Я за орден — христианин,
Я за деньги — мартинист.
Я за землю — мусульманин,
За аренду — атеист15.
Деятельность Магницкого вызвала всеобщее возмущение. Правительству пришлось
отстранить его и назначить ревизию, в результате которой Магницкого уличили
в разворовывании государственных средств и выслали.
3
Достойным последователем Магницкого был попечитель Петербургского учебного
округа Д. И. Рунич, снискавший известность как усмиритель крестьянских
восстаний в Вятской губернии. Свою деятельность Рунич начал с того, что
настоял на сожжении книги крупного ученого, прогрессивного профессора
Петербургского университета и Царскосельского лицея А. П. Куницына (1783 -
1840 гг.) «Право естественное», в которой Куницын пропагандировал
демократические идеи Радищева, выступал против крепостного права и
неограниченной власти. Книга Куницына была признана «опасной и
разрушительной в отношении к основаниям веры и достоверности св. писания». О
влиянии Куницына и его прогрессивных идей на воспитанников Царскосельского
лицея вспоминал Пушкин:
Куницыну дань сердца и вина!
Он создал нас, он воспитал наш пламень,
Поставлен им краеугольный камень,
Им чистая лампада возжена...
Куницына обвинили в «публичном преподавании наук по безбожным системам» и
уволили. Рунич говорил, что в деле с Куницыным ему удалось «вырвать одно
перо из черного крыла противника Христова». Он настаивал на запрещении и
изъятии всех книг, подобных книге Куницына, «ибо публичное преподавание наук
но безбожным системам не может иметь места»16.
По доносу Рунича был возбужден процесс против группы самых способных
профессоров Петербургского университета. Их обвинили в том, что «философские
и исторические науки они преподают в духе, противном христианству», в
результате чего «в умах студентов вкоренялись идеи разрушительные для общего
порядка и благосостояния».
Перед судилищем предстали профессора статистики Арсеньев и Герман, профессор
философии Галич и профессор всеобщей истории Раупах. Судилище «с содроганием
и изумлением увидело, что в лекциях отвергается достоверность св. писания»,
что «сотни молодых людей... систематически были напитываемы смертоносной
отравой... пагубных семян неверия, богоотступничества и мятежных правил».
Тщетно профессора пытались доказать свою невиновность. Их взгляды признали
«вредными, возмутительными против христианства и опасными для
государственного благосостояния».
За «отвержение истин св. писания и христианства и замену их дерзновенными
догадками мнимых философов и ученых» опальные профессора были уволены, а
книги их изъяты из библиотек17.
Сатирик Воейков заклеймил реакционную деятельность Рунича, засадив его в
свой «Дом сумасшедших» со следующей характеристикой:
Рядом с ней (с кельей Магницкого. — E. Г.)
Рунич бегло бормотал:
Вижу бесов пред собою,
От учения сгинул свет.
Этой тьме Невтон виною
И безбожный Боссюэт18.
4
В Харьковском университете искоренял науку и насаждал церковную идеологию
попечитель Харьковского учебного округа, вице-президент библейского общества
мистик Корнеев. Корнеев доносил министерству, что «главное основание
просвещения — дух религии, которым должны начиняться все предметы учености»,
что наука «должна утверждаться на познании евангельской истины». Корнеевым
было введено обязательное посещение студентами и преподавателями церкви и
чтение евангелий перед началом занятий. Он распространял среди студентов в
принудительном порядке библию, принимал меры к укреплению «твердости» веры,
которая, по его словам, «растет по мере упразднения или очищения умственных
идей, порождаемых ложным мудрствованием»19. Для усиления церковного влияния
на университетское преподавание в Харьковском университете были введены
кафедры толкования церковного писания и церковной истории, догматического и
нравоучительного богословия. В своем предложении совету университета Корнеев
настаивал на введении курса лекций о библии, так как библия, по его словам,
«учит не только познанию начала, продолжения и конца вселенной, наипаче
познанию человека, яко верховного дела рук божьих». От профессоров
попечитель требовал преподавания в церковном духе. Например, он предложил
профессору физики Камлишинскому объяснять студентам, что молния падает,
«имея в своем конце треугольник, который изображает собой троицу».
Реакционная деятельность Корнеева вызвала протесты прогрессивной части
общества. Представляя министру внутренних дел выписки из мракобесных
циркуляров Корнеева, харьковский общественный деятель и ученый В. Каразин
писал: «Мы переселяемся добровольно и всеми силами в века самого мрачного
суеверия и невежества, в нынешнем веке все это не может иметь другого
действия, как, сделав религию и правительство смешным, — умножить
вольнодумцев».
Протест Каразина и других прогрессивных деятелей не встретил поддержки
правительственных кругов. Реакционную деятельность Корнеева на посту
попечителя учебного округа одобрило министерство духовных дел и просвещения.
Александр I, ознакомившись с докладом Корнеева, «начертал» на нем: «Был
весьма доволен».
Голицын предложил Корнееву усилить надзор за юношеством: «сохранять и
утверждать... страх божий и смотреть, чтобы обучающееся юношество почитало
начальство... книги против христовой веры не имело»20.
Насаждая религию вместо науки, самодержавие изгоняло из Харьковского
университета прогрессивных профессоров, обвиняя их в подрыве основ религии.
Так, по обвинению в вольнодумстве был уволен ректор университета, выдающийся
русский философ-материалист, замечательный математик T. Ф. Осиповский
(1765-1832 гг.), активно выступавший против идеалистической философии. В
доносе на Осиповского философ-мракобес Дудрович писал, что образ мыслей
Осиповского «совершенно противен началам веры и св. писания», что Осиповский
«не устыдился громко утверждать, что бог не живет». Дудрович сообщал далее,
что Осиповский своими материалистическими взглядами оказывал дурное влияние
на студентов и что они перестали ходить на лекции по богопознанию и
христианскому учению, а также на лекции по философии21.
За преподаванием в Харьковском университете следило и высшее духовенство.
Митрополит Иннокентий обнаружил в диссертации участника «Украино-славянского
общества» H. И. Костомарова «О значении унии в западной Руси» идеи,
враждебные православию. По доносу митрополита диссертация Костомарова была
предана огню.
Мракобесие и поповщина насаждались и в Юрьевском (Тартуском) университете.
Попечитель учебного округа внушал профессорам и студентам, что результаты
научного исследования должны проверяться только догматами христианства. При
подборе научных кадров для университета предварительно выяснялось отношение
кандидатов к религии, их научные заслуги в расчет не принимались. Тартуский
университет хотел пригласить известного ученого Ранке, но эта кандидатура
попечителем не была утверждена. «Мое сердце обливается кровью от того, —
писал попечитель, — что ученость и гениальность для вас значит больше, чем
христианство»22.
5
В годы террора, наступившего после революции 1848 года, в высшей школе было
усилено влияние религии и церкви. «Одна наука не приведет к хорошим
результатам, — говорил Николай I. — Мне нужны верные сыны престола, мне
нужна беспредельная преданность, бессознательная покорность и
беспрекословное повиновение»23.
В секретной инструкции министерства 1848 года указывалось, что лучшим
средством для спасения юношества от вольнодумства и безбожия является
преподавание закона божьего в высшей школе. «Основным началом в образовании,
— говорилось в циркуляре, — будет наше государственное начало, на котором
непоколебимо стоит трон и алтарь, собственно русское начало, русский дух,
наша святыня»24.
Инструкция требовала, чтобы преподавание в высшей школе велось в духе
«благоговения к святым, преданности к государю и любви к отечеству».
Программы лекций подвергались тщательному контролю — в лекциях не должно
было быть ничего, «несогласного с учением православной церкви, с образом
правления и духом государства». Ректоры университетов обязаны были
представлять отчеты «о духе и направлении преподавания». В отчетах писалось,
что преподавание «согласовывалось везде с началами чистой нравственности и
освещающим ее учением православной церкви», что «при преподавании наук,
особенно естественных, не допускалось ничего произвольного и
мечтательного»25.
Духовенство постоянно вмешивалось в жизнь высшей школы, пытаясь подчинить
университетское преподавание интересам церкви и религии. Московский
митрополит Филарет возражал против существования в Петербургском
университете физико-математического и историко-филологического факультетов,
зато настаивал на организации богословского факультета26.
Подольский архиепископ Иринарх предложил министерству просвещения запретить
преподавателям университета говорить что-либо несогласное с писанием,
потребовать от них признания святости библии и веры в бога. Петербургский
митрополит Григорий просил принять меры против одного ученого, в трудах
которого он не встретил ни слова о боге-создателе. Донос митрополита был
разоблачен герценовским «Колоколом» в заметке «Архипастырское рвение о
мраке»27.
Министерством была составлена расширенная программа преподавания богословия.
Эта программа предварительно рассматривалась московским митрополитом
Филаретом, а затем ее утвердил синод. Преподавание философии признавалось
«пагубным» и было полностью упразднено. «Единственным и твердым основанием
всякому положительному учению» считался закон божий28. В связи с закрытием
кафедр философии и насаждением богословия Герцен писал, что вместо науки в
университетах преподавали теорию рабства29.
Преподавание логики и психологии возложили на профессоров богословия и
законоучителей по программе, утвержденной для духовных академий; наблюдение
за этим вели те же лица, которые контролировали преподавание закона божьего.
Послушное университетское начальство, запретив в высшей школе преподавание
философии, писало, что упразднение кафедры философии является «знаком того,
что самая высокая философия имеет свой источник в божественном откровении» и
что «все мудрствования умов, не проникнутых и не направленных чистой верой,
суетны и ведут скорее к заблуждению, нежели к познанию света и истины» 30.
Наряду с этими мерами правительство привлекало духовенство для борьбы с
распространенными в университетской среде революционными идеями. Профессор
богословия Московского университета Терновский выступал перед студентами с
антиреволюционными проповедями, а митрополит Филарет вызывал к себе
передовых профессоров университета и, угрожая гневом божьим и царской
немилостью, упрекал их во вредном влиянии на юношество31. Филарет призывал
бороться с «мыслями и учениями противохристианскими, противонравственными и
противоправительственными». Он составил специальную молитву о борьбе с
«разрушительными взглядами». Эта молитва читалась во всех московских
церквах32.
В 50-х годах XIX в. в связи с промышленным развитием страны начались поиски
железа и угля на Урале, в Сибири, на Кавказе. Против геологических
исследований восстал московский митрополит Филарет. Встревоженный таким
отношением церкви к развитию необходимой для отечественной промышленности
науки князь В. Ф. Одоевский обратился в марте 1858 г. с письмом к
обер-прокурору синода Толстому с просьбой воздействовать на церковников,
чтобы они не мешали развитию геологии как науки. «Довольно уже Россия, —
писал он, — потерпела бед и убытков от страшного гонения на геологию, по
милости которого у нас нет насущного хлеба, т.е. каменного угля..., тогда
как все это гонение основано просто на незнании предмета».
Подчеркивая значение геологии для развития промышленности, Одоевский писал,
что за границей она сделалась уже «простонародной... Что пользы будет...
поднять смех во всей Европе, дать пищу журнальным эпиграммам и новое оружие
противникам нашей церкви»33.
Жалоба промышленников была передана на рассмотрение митрополиту Филарету.
Доказывая несовместимость религии и науки, Филарет указывал на осужденные им
и другими церковниками взгляды профессора Московского университета К. Ф.
Рулье (1814-1858 гг.). Этот выдающийся русский естествоиспытатель отстаивал
материалистические принципы в биологии. Публичные лекции профессора, в
которых он проводил эволюционные идеи, вызвали огромный интерес в русском
обществе. Но труды Рулье подрывали устои идеализма и религии и вызвали
поэтому ненависть к нему церковников во главе с Филаретом.
Лекции Рулье, опубликованные в 1859 г. в газете «Московские ведомости»,
Филарет использовал для доказательства того, что научная геология
опровергает библейскую космогонию и потому не может быть терпима. Критикуя
взгляды Рулье, Филарет писал: «Все высказанное будет ли уметь читатель
согласить с первой главой книги бытия? Не впадет ли он в искушение увлечься
учеными мечтами от исторической истины»34. Церковники донесли, что лекции
Рулье противоречат писанию, что они опровергают важнейший догмат церкви —
сотворение мира. От Рулье требовали, чтобы он внес в подготовленную им книгу
изменения, которые прямо противоречили его взглядам, и признал, что истинно
и непреложно только то, что сказано о сотворении мира в библии35. За Рулье
была установлена слежка, ему запрещалось публично выступать. Преследование
церковников привело к преждевременной смерти выдающегося ученого.
Говоря о тяжелых условиях, в которых приходилось работать русским ученым,
Герцен писал: «Где, в каком углу современного запада найдете вы такие группы
отшельников мыслей, схимников науки, фанатиков убеждений, у которых седеют
волосы, а стремления вечно юны»36.
6
С развитием производительных сил в стране росла потребность в
квалифицированных специалистах. Правительству пришлось пойти на некоторые
уступки в области высшего образования — были временно отменены ограничения в
приеме студентов. В 1863 г. утвердили новый устав, предоставивший
университетам некоторые отрава.
Восстановив в 1860 г. преподавание философии, правительство преследовало
цель использовать философские дисциплины для борьбы с материализмом, для
насаждения среди студентов идеализма и поповщины. Преподавание философии
возлагалось на церковников, профессоров богословия. В Киевском университете
первым преподавателем философии был священник Новицкий, защищавший в своем
курсе философии религию и идеализм, резко выступавший против материализма. В
трудах преподавателя философии С. Гогоцкого «Философский лексикон»,
«Введение в историю философии» защищались мистицизм и поповщина. Во взглядах
Гогоцкого, по словам революционных демократов, не было и следа философии. У
преподавателя философии Сидонского были преимущественно труды религиозного
характера: «Жизнь спасителя», «История апостольских времён». «Синоптическое
обозрение евангелия». Историю философии он излагал с чисто церковных
позиций.
В Московский университет на кафедру философии вскоре после ее
восстановления, был приглашен профессор Киевской духовной академии,
воинствующий идеалист, церковник, апологет реакции П. Юркевич, занимавший
эту кафедру до 1874 г. Еще будучи профессором Киевской духовной академии,
Юркевич выступал против H. Г. Чернышевского, против передовой науки и ее
лучших представителей. В своей статье «Из науки о человеческом духе»,
помещенной в «Трудах Киевской духовной академии», Юркевич «опровергал»
материалистические идеи Чернышевского цитатами из священного писания. H. Г.
Чернышевский высмеял Юркевича и его поповские взгляды в статье «Полемические
красоты». В Московском университете Юркевич прочел цикл лекций по философии,
направленных против материализма, против атеизма. Его злобное требование
«уничтожить материализм» было высмеяно в популярном сатирическом журнале
«Искра».
В Казанском университете с воинствующей проповедью против материалистической
философии выступал руководитель кафедры архимандрит Гавриил, автор учебника
философии. Он вел борьбу против атеизма, проповедовал идеализм и поповщину.
Борьба против религии и церкви была связана с общедемократическим движением
в стране и носила политический характер. Церковники боролись с
атеистическими идеями, пропагандой материалистических взглядов, справедливо
усматривая в этой пропаганде подрыв важнейшей опоры самодержавия — религии и
церкви.
Преподавание богословия было реорганизовано. Одного догматического
богословия для усиления религиозного воздействия на студентов высшей школы
оказалось недостаточным, пришлось усилить апологетическую сторону
богословия. Под видом насаждения «нравственно-назидательного учения,
внушающего христианский образ мыслей», богословие боролось с передовыми
идеями в области науки, проповедовало идеализм и поповщину. При помощи
богословия самодержавие пыталось задержать распространение революционных
идей. На подбор преподавателей богословия обращалось особое внимание. В
Петербургском университете кафедру богословия занимал до 1858 г. протоиерей
Полисадов, который был назначен затем настоятелем собора Петропавловской
крепости. Он втерся в доверие к Каракозову и выдал правительству сведения,
сообщенные ему Каракозовым во время исповеди37.
Помимо кафедры богословия в университетах организовали кафедры церковной
истории и церковного права, которые также насаждали монархизм и поповщину.
Были усилены требования к студентам в части усвоения ими богословских
дисциплин. Студентов, отлично сдавших экзамены по основным предметам, но не
выдержавших экзаменов по богословию, оставляли на второй год. «За
несоблюдение общей христианской обязанности», т.е. за неаккуратное
исполнение церковных обрядов, студентов лишали стипендии. В связи с
опубликованием в 1859 г. новых студенческих правил Герцен писал: «Видите,
как они пуще всего преследуют бедность. Ты беден? В бараний рог тебя. Да и
зачем бедному учиться!»38.
7
Самодержавие и духовное ведомство ориентировались на тех профессоров,
которые придерживались реакционных идеалистических взглядов. Представители
материалистической науки преследовались, особенно за критику ими религии и
церкви. Профессор истории Киевского университета Павлов — неутомимый деятель
в области распространения воскресных школ — по требованию киевского, затем
петербургского митрополита Исидора был изгнан из университета как
«безбожник»39.
Ректора Петербургского университета, выдающегося ученого-ботаника H. H.
Бекетова обвинили в том, что он превратил Петербургский университет «в
рассадник политической агитации». Бекетов выступал в защиту естественных
наук и был последователем эволюционной теории. Его работа «Гармония в
природе» получила высокую оценку. Действительной причиной отстранения
выдающегося ученого послужили его прогрессивные взгляды.
В Московском университете «злонамеренных либералов, бунтовщиков» пытался
«скрутить в бараний рог» попечитель учебного округа генерал Назимов.
Воинствующие церковники-мракобесы избирались в почетные члены университета.
Так, в списках почетных членов Петербургского университета числились:
московский митрополит Филарет, петербургские митрополиты Антоний, Григорий,
Исидор, архиепископ херсонский Иннокентий, архиепископ литовский Макарий.
Угодливыми профессорами университета почетным членом Петербургского
университета был избран обер-прокурор синода Победоносцев40.
Несмотря на полицейский режим, установленный в высшей школе, студенческая
молодежь активно выступала против насаждения идеалистической науки. В
университетской среде широкое распространение получили идеи революционных
демократов, материалистические взгляды. Велико было влияние революционных
идей Герцена. Его произведения «Дилетантизм в науке», «Письма об изучении
природы», содержавшие критику религии, обличавшие фанатизм и ханжество
церковников, ходили по рукам среди студентов. Революционные идеи «Колокола»,
расшатывавшие устои самодержавия и православия, в студенческой среде
находили благодатную почву. Защитники православия жаловались, что в «молодом
поколении распространилось неверие», они объясняли это влиянием Герцена.
Профессора-физиолога Казанского университета Берви, который в своих лекциях
говорил, что материалисты «вторгаются в святилище науки, вооружившись весами
и ножами, и во всеуслышание открывают тайны природы», студенты как
противника материалистических идей заставили в 1858 г. подать в отставку41.
В Киевском и Харьковском университетах в 1860 г. были раскрыты студенческие
общества, которые, помимо политических требований, включали в свою программу
пункт о содействии уменьшению в России монастырей и монахов42.
Ректор Харьковского университета в своем отчете за 1869 г. старался убедить
педагогическое начальство, что вся система преподавания в университете
ставила своей целью «не столько повлиять на память своих слушателей, сколько
на все их умственное, нравственное и религиозное развитие». Но министр
просвещения, зная действительное положение вещей, написал на отчете: «Увы!
Это не дало результатов»43.
По словам попечителя учебного округа, в студенческих работах Харьковского
университета были обнаружены «дерзкие выходки и фразы по отношению к религии
и церкви, бессмысленно восторженные отзывы об изгнании религиозного
воспитания из школы». Попечитель объяснял эти «дерзкие выходки»
«разнузданностью понятий» студентов. На самом деле под влиянием
материалистических и революционных идей среди студентов были широко развиты
антицерковные и антирелигиозные взгляды, проявлявшиеся в ряде случаев в
форме активных атеистических выступлений.
Вместе с обер-прокурором синода К. Победоносцевым активно выступал против
науки и просвещения преемник Д. Толстого И. Д. Делянов. Университетский
устав 1884 года был пропитан духом характерной для политики самодержавия
80-х годов «бессмысленной и зверской реакции». Устав ликвидировал остатки
университетской свободы, превратил профессоров в послушных исполнителей воли
самодержавия и церкви. Циркуляр о кухаркиных детях 1887 года, предписывавший
не допускать в гимназии детей рабочих и мелких служащих, преследовал цель
закрыть перед ними двери высших учебных заведений и ликвидировать в
студенческой среде «недовольство», «озлобление против существующего
неравенства», которое циркуляр считал «неизбежным по самой природе вещей»44.
Учебный процесс в высшей школе был проникнут поповщиной и проповедью
идеализма. На исторических факультетах большое внимание уделялось религии и
истории церкви. Кроме обязательного для всех факультетов курса богословия,
читались еще такие предметы, как история русской церкви, христианизация
славянских земель, история отдельных периодов русской церкви. Церковная
тематика занимала большое место в студенческих работах и в работах
профессоров-идеалистов. Например, в Харьковском университете в 1902-1904 гг.
для «научных» профессорских работ избирались такие темы: «Белгородские
архиереи и их архипастырская деятельность» Л. Лебедева, «Предпасхальный
пост» И. Бродовича, «Исследование по истории божьего царства в средние века»
А. Вягизина, «Воскресение Христово» Филевского, его же «Истина св. троицы в
христианстве». Профессор юридического факультета E. Темниковский в своей
работе «Положение императора всероссийского в русской православной церкви»,
изданной в 1908 г., защищал неограниченную царскую власть ссылками на св.
писание45.
Эти «ученые», «продажные писаки и составители сочинений на заказ» выпускали,
по словам Ленина, «горы высокоученого хлама и сора для забивания голов
учащейся молодежи»46.
Богословие было одной из основных дисциплин университетского преподавания.
Оно ставило своей задачей доказать, что вне церкви нет истины. В курсе
богословия говорилось о роли богословия для университетских паук, об
отношении религии к науке и необходимости подчинения наук религии; давался
обзор религий с обличением католической, протестантской и других религий. В
курсе богословия излагались основы христианской религии, злобной критике
подвергались материалистические взгляды о происхождении мира, человека.
Церковники называли ученых профанами, ничего но знающими о существовании
материи, о законах природы, они проводили реакционные идеи о том, что в
области познания должна господствовать вера.
Для борьбы с неверием и атеизмом церковники требовали создания в
университетах, помимо кафедры богословия, еще специальных кафедр по
церковной истории и церковному законоведению, а на историко-филологическом
факультете — специальных курсов по истории православной церкви.
Считая недостаточными принятые правительством меры по усилению религиозного
преподавания в высшей школе, воинствующее духовенство настаивало на открытии
при университетах специальных богословских факультетов, по примеру
Юрьевского университета, богословский факультет которого, будучи рассадником
реакционных пасторов, вел активную борьбу с распространением в университете
передовых идей. На богословском факультете Юрьевского университета в 1900 г.
было 145 студентов, в то время как на историко-филологическом факультете
занималось только 100 человек.
Профессор богословия Киевского университета протоиерей П. Я. Светлов в 1906
г. напечатал записку «О необходимости богословских факультетов в
университетах», в которой пытался доказать, что изучением богословия во всей
его полноте следует заниматься в интересах университета, церкви и
государства. Этот ученый мракобес, автор многих псевдоученых трудов,
доказывал, что без богословия не обойтись при изучении философии,
государственного права, политической экономии, даже уголовного права. «В
область богословия, — писал он, — особенно вторгаются такие науки, как
естествознание, медицина, психиатрия, невропатология». Светлов подчеркивал,
что прошло время, когда научное мировоззрение и научные идеи можно было
критиковать одними текстами из библии. «В богословии необходимо
пользоваться, — убеждал он, — выводами других наук, для успеха пропаганды
религии христианским апологетам надо знать математику и естественные науки».
Реакционные профессора Киевского университета поддержали проект Светлова, но
на съезде делегатов от профессорских коллегий русских университетов,
состоявшемся в 1907 г., предложение сделать университеты рассадником
воинствующих клерикалов показалось слишком реакционным, проект организации
богословских факультетов не встретил сочувствия.
Самодержавие и реакционные круги, напуганные ростом революционного движения
начала 90-х годов XIX в., стали усиленно проповедовать и поддерживать
поповщину.
Министр просвещения генерал Ванновский, пришедший к власти после убийства
своего предшественника Боголепова, обещал реформы в области просвещения, но
его политика была политикой обмана и лицемерия, «политикой, — по словам
Ленина, — чередования зверских расправ и иудиных поцелуев»47.
Самодержавие усиленно насаждало в высшей школе религиозно-идеалистическое
мировоззрение. Реакционные профессора пытались отравить молодежь ядом
религии, восхваляли ее как основу морали, всячески поносили марксизм и
атеизм. Реакционные профессора проповедовали вслед за В. Соловьевым
поповские взгляды о переселении душ и скором пришествии антихриста.
Преподавание философии оказалось в руках «философских черносотенцев» типа Л.
В. Лопатина, которые вместе с церковниками вели открытую борьбу против
материалистического мировоззрения. Профессор Харьковского университета А. Ф.
Брандт, выражая господствовавшие в университете мистико-поповские взгляды, в
своем докладе «От материализма к спиритуализму», сделанном на годичном
университетском акте 17 января 1902 г., говорил о «христианском боге, как
первоисточнике всего бытия, сотворившем бесконечный мир из себя»48.
Реакционное руководство Московского университета с похвалой отозвалось о
диссертации С. Трубецкого, в которой, как сказано в отчете за 1905 г., «ярко
обрисовалось религиозное мировоззрение». Автору ставилось в заслугу, что он
«сочетал свободу мысли и научного исследования с глубокой сердечной верой в
личность Христа и христианские догматы»49.
Проповедь мистики и поповщины и насаждение религиозности повлияли на
некоторую часть реакционного студенчества. Эти студенты устраивали
христианские евангельские чтения, хоровое пение; организовывали
«христианские союзы», ставившие своей целью «распространение среди студентов
христианской веры и христианского образа жизни». Основная же масса студентов
была против мистики и поповщины и активно отстаивала материалистическое
мировоззрение. Во время студенческих забастовок студенты в числе других
требований выдвигали требование о свободе совести, об отделении школы от
церкви, об отмене обязательного посещения лекций по богословию. Об этом
писала «Искра»50.
«Философские черносотенцы» открыто проповедовали необходимость примирения
религии и науки. В борьбе против материалистического мировоззрения и
революционных идей для обоснования своих реакционных политических и
религиозных взглядов «поповствующие» профессора прибегали к агностицизму,
доказывая невозможность познания и изменения действительности по
«человеческому разумению».
8
Взгляды «философских черносотенцев» встретили полное одобрение и сочувствие
воинствующих церковников. В своих печатных трудах и в публичных выступлениях
они поддерживали реакционные воззрения «поповствующей» профессуры и вместе с
ними пытались доказать ограниченность человеческого разума в познании мира.
В церковно-богословских журналах систематически печатались статьи, в которых
доказывалось, что наука якобы не может дать удовлетворительного ответа на
ряд вопросов о познании мира, что такой ответ надо искать в откровении.
В статье «Конец мира по учению слова божьего и современным гипотезам»,
напечатанной в журнале «Вера и церковь», священник Миловидов пытался
доказать, что естественные науки, не выходящие за пределы видимого
вещественного мира, по дают человеку удовлетворительного ответа о конечной
цели бытия. Такой ответ, как он полагал, может дать только «откровение,
утверждающее присущую человеку идею бессмертия». Призывая к примирению с
действительностью, уводя от борьбы за улучшение жизни на земле, автор утешал
читателей тем, что, если они не удовлетворены своей жизнью на земле, то «по
ту сторону» они найдут «царство правды»51.
Профессор-протоиерей И. Галахов, автор большого числа антинаучных книг и
статей, на страницах богословского журнала «Вера и разум» в 1913 г. в статье
«Значение физики и математики в вопросах религиозно-философского порядка»
пытался доказать существование «царства правды»... при помощи математики. Он
писал, что между религиозными и математическими абстракциями есть большое
сходство и что математика может допустить существование невещественного мира
и, следовательно, необходимость религии. Надо только бога, которому нет
места в природе, говорил он, вывести за пределы материального мира52.
В органе Московской духовной академии «Богословский вестник» в 1906-1911 гг.
были помещены статьи, в которых доказывалась непознаваемость внешнего мира и
необходимость веры, например, «Богословие и естествознание о происхождении
человека», «Библейское повествование о потопе в его отношении к данным
геологии», «Современная наука и религия», «Преобладание научного сомнения в
современном неверии» и др.53 Аналогичные статьи, доказывавшие необходимость
веры, печатались в журнале «Вера и церковь»: «Естествознание и материализм»,
«Эволюционизм перед судом христианства», «Об изучении природы в духе веры»,
«Библия и наука», «Мир как процесс, имеющий начало» и др.54
Для подготовки богословов, которые могли бы выступать против науки в защиту
религии, используя данные современной науки, в Московской духовной академии
была создана особая кафедра естественнонаучной апологетики, где будущих
богословов натаскивали в естественнонаучных дисциплинах в специфической
поповской обработке55.
Борьбу с научным мировоззрением церковники вели раньше путем
анафематствования. «Отрицающим бытие божие и утверждающим, яко мир сей есть
самобытен и вся в нем без промысла божия и по случаю бывает..., анафема!» —
провозглашалось в церквах в педелю православия. Но этот метод борьбы с
наукой был уже недостаточным. Помимо издания книг и статей, направленных
против науки, церковники стали широко прибегать к чтению лекций по различным
вопросам естествознания.
Московский митрополит Филарет был противником публичных выступлений «ученых
богословов» с полемическими докладами. Он считал, что не дело церковников
выступать с опровержением материализма с кафедр университетов и епархиальных
домов. «Вещатели университета и пассажа, — писал он в 1860 г., — скажут: вот
они проснулись! Вот мы их разбудили! Придут с улыбкой и критической миной,
чтобы только искать слабых мест и погрешностей и, может быть, возражать в
следующих своих лекциях... Победить сие превосходством лекций нелегко.
Неверующих нельзя удовлетворить одними свидетельствами св. писания, от
которого они отказались»56. Филарет предлагал читать проповеди в церквах
«против тех лжеучений, которые распространяются светскими лицами». Но больше
всего он рассчитывал на карательные меры со стороны самодержавия. «Что
смотрит правительство, — с негодованием восклицал он. — И в государствах,
где больше нас хвалятся свободою мыслить, не позволяют публично оскорблять
религию».
Позабыв о советах Филарета, церковники ринулись в бой против науки,
используя для этого, помимо церковных амвонов, университетские кафедры, залы
синодальных училищ, разные аудитории. Начиная с 1894 г. в залах синодальных
училищ и епархиальных домов систематически читались публичные лекции о
борьбе с неверием, в защиту православия, критиковались научные достижения,
шедшие в разрез с церковной идеологией.
Церковники выступали против открытия народных университетов, находя их
вредными для русского народа. С такой проповедью против предоставления
народу знаний выступил официальный орган синода журнал «Народное
образование»57.
Передовые ученые, выступавшие против примирения науки с поповщиной, против
религии, подвергались гонениям.
Гениальный ученый-революционер К. А. Тимирязев, воинствующий материалист, на
основе научных данных опровергал религиозно-идеалистические представления о
сотворении мира, вел борьбу против поповщины в науке и против клерикалов.
Тимирязев был обвинен церковниками и мракобесами в том, что он «на казенный
счет изгоняет бога из природы».
Знаменитого химика Д. И. Менделеева за антицерковные взгляды забаллотировали
при выборах в Академию паук, а в 1890 г. он был вынужден уйти из
университета в ответ на незаслуженный выговор министра Делянова.
И. И. Мечников — один из передовых борцов за материалистическое
мировоззрение, создатель эволюционной эмбриологии, за выступление против
реакционной политики самодержавия и церкви был забаллотирован на выборах в
Медицинскую академию. Мечников не смог работать в невыносимых условиях
царского гнета и уехал в Париж, где стал одним из руководителей
Пастеровского института. В «Этюдах о природе человека» Мечников резко
критиковал идеалистическую философию, считая, что она преследует цель
«умалить значение науки ради торжества религиозных и метафизических
построений».
Пропаганда Мечниковым материалистических идей и разоблачение им библейских
мифов о происхождении человека вызвали враждебные выступления против него в
богословских журналах и в изданиях воинствующей поповщины. Негодование
церковников вызвала критика Мечниковым реакционной роли религии. «В ту
отдаленную эпоху, — писал Мечников о средневековье, — церковь властно
вмешивалась в дела науки и, задерживая прогресс человеческих знаний,
предавала ученых мукам»58.
Защитники религии называли Мечникова «безбожным эволюционистом»,
«проповедником дарвинизма», обвиняли его в том, что он распространял атеизм,
враждебно относился к христианской вере и отрицал бессмертие души.
Церковники и поповствующие ученые не могли простить Мечникову его
последовательного и сознательного естественнонаучного материализма, критику
им религии за ее противодействие развитию материалистического мировоззрения.
Отмечая «бесшабашный разгул церковного кликушества в печати и проповедях»,
ленинская «Искра» в связи с огромным ростом церковно-богословской
литературы, направленной против прогрессивных ученых и передовой науки,
писала, что «православное мракобесие готовится дать генеральное сражение
своим врагам»59.
--------------------------------------------------------------------------------
«История Московского университета». M., 1955, стр. 39, 42.
Там же, стр. 47, 64.
«Сборник распоряжений по министерству народного просвещения». СПб., 1866,
стр. 556.
«Русский вестник», № 8, 1864, стр. 437 - 438.
И. M. Соловьев. Русские университеты в их уставах и воспоминаниях
современников, т. 1. СПб., 1914, стр. 47.
«Сборник распоряжений по министерству народного просвещения», стр. 556.
«Истории Московского университета», стр. 102.
«Литературное наследство», т. 45 - 46, ч. II. M., 1948, стр.716.
«Русский архив», кн. 3, 1880, стр. 310.
И. M. Соловьев. Указ. соч., стр. 47-50; см. также: M. И. Сухомлинов.
Исследования и статьи по русской литературе и просвещению. СПб., 1889, стр.
216.
M. И. Сухомлинов. Указ. соч., стр. 225.
«Русский вестник», № 8, 1864, стр. 441.
Там же, стр. 403.
M. Корбут. История Казанского университета, т. 1. Казань, 1930, стр. 36.
«Русская старина», № 9, 1884, стр. 587.
«С.-Петербургский университет в 1-м столетии его деятельности, 1818 - 1919
гг.». Пг., 1919, стр. XI.
M. И. Сухомлинов. Указ. соч., стр. 208, 255 - 307.
«Русская старина», № 9, 1884, стр. 588.
A. M. Ткаченко. Роль Харьковского университета в раз витии школ в 1-м
тридцатилетии существования университета (1805 - 1835). M., 1950, стр. 75,
диссертация.
«Сборник постановлений и распоряжений по министерству народного
просвещения», стр. 526 - 527.
С. Чириков, T. Ф. Осиповский. «Русская старина», № 11, 1876, стр. 463 - 485.
Э. Э. Мартинсон. История основания Тартуского университета. Л., 1954, стр.
151.
«К 50 - летнему юбилею университета св. Владимира». Киев, 1884, стр. 18 -
19.
H. П. Барсуков. Жизнь и труды M. П. Погодина, т. 9. СПб., 1895, стр. 236 -
237.
«Харьковский университет им. M. Горького за 150 лет». Харьков, 1955, стр.
31.
«С.-Петербургский университет в 1-м столетии», стр. XXX - XXXII.
А. И. Герцен. Собрание сочинений. Под ред. M. Лемке, т. 9. Пг., 1919, стр.
256.
«Сборник постановлений и распоряжений по министерству народного
просвещения», т.II, стр. 1041 - 1044.
А. И. Герцен. Собрание сочинений, т. 6, стр. 353.
M. Корбут. Указ. соч., т. 8, стр. 147.
«История Московского университета», стр. 230.
«Собрание мнений и отзывов митрополита Филарета по учебным и церковно -
государственным вопросам», т. IV. M., 1887, стр. 513; т. V, ч. 1, стр. 184.
«Русский архив», № 2, 1874, стр. 22-23.
«Собрание мнений и отзывов митрополита Филарета...», т. IV, стр. 315.
«Русская старина», № 12, 1903, стр. 687.
А. И. Герцен. Былое и думы. M., 1947, стр. 231.
«Русская старина», № 12, 1888, стр. 631.
А. И. Герцен. Собрание сочинений, т. 10, стр. 177.
«34 документа, касающиеся до дел цензурного ведомства 1906 - 1908». СПб.,
1909, т. 2.
В. Григорьев. С.-Петербургский университет в течение первых пятидесяти лет
его существования. СПб., 1870, приложение, стр. III - X.
M. Корбут. Указ. соч., т. 1, стр. 163.
О. Кравченко. Роль Киевского университета в развитии просвещения в 60-х
годах XIX в., стр. 80, диссертация.
«Харьковский университет им. M. Горького...» Харьков, 1955, стр. 74.
«Сборник постановлений и распоряжений по министерству народного
просвещения». СПб., 1894, стр. 881.
«Харьковский университет им. M. Горького...», стр. 141.
В. И. Ленин. Сочинения, т. 20, стр. 187-188.
Там же, т. 6, стр. 64.
«Харьковский университет им. M. Горького...», стр. 141.
«История Московского университета», стр. 374.
«Искра», № 18, апрель, 1902 г.
«Вера и церковь», № 3, 1899.
«Вера и разум», № 10. 1913, стр. 441 - 443.
«Богословский вестник», № 2, 1908; № 3, 1909; № 4 - 5 и 10, 1910, № 5 - 6,
1911.
«Вера и церковь», № 10, 1899; № 2, 1900; № 6, 1901; № 10, 1 - 7, 1903.
«Богословский вестник», № 3, 1893, стр. 11.
«Собрание мнений и отзывов митрополита Филарета...», т. IV, стр. 501.
«Народное образование», № 5, 1900, стр. 76.
«Новое время», 16 мая 1909 г.
«Искра» № 7, июль, 1901 г.
|
