Сайт Просвещение | Что понимают атеисты под религиозным модернизмом? Ведь божественные истины остаются вечными и неизменными.

Вопрос - ответ

Что понимают атеисты под религиозным модернизмом? Ведь божественные истины остаются вечными и неизменными.

Если бы, как в фантастических романах, машина времени перенесла какого-нибудь верующего христианина из прошлого столетия в настоящее и он оказался в церковном храме, то удивлению его не было бы предела. По меньшей мере он обвинил бы современных служителей церкви в ереси, в отступлении от основных христианских принципов, а все увиденное в храме посчитал бы кознями проникшего в его стены дьявола.

Ну в самом деле, как смог бы убежденный католик воспринять то, что богослужение в церкви ведется не на латинском языке, а на языке страны, где она находится? Ведь испокон веков это не допускалось. А разве не поразили бы верующего проповеди, в которых восхваляются достижения науки? Разве не привели бы его в изумление концертные программы, которыми сопровождаются богослужения во многих протестантских церквах на Западе?

Верующие люди убеждены в том, что мир религии остается неизменным. Ведь это мир, основанный- на «вечных», «божественных» истинах. Но в действительности это не так. Религия — одна из форм общественного сознания. А общественное сознание находится в зависимости от общественного бытия, материальной жизни общества, производства материальных благ и отношений людей в процессе производства. Меняется жизнь людей, и вместе с тем видоизменяются их верования, перелагаются на язык новой эпохи, хотя сущность их остается неизменной. Во все времена религия была фантастическим отражением господствующих над человеком социальных и природных сил. А вот формы этого отражения были неодинаковыми.

Было время, когда люди находились во власти примитивных верований, слепо поклонялись многочисленным духам, которыми они населяли окружающий мир. В эпоху рабовладельческого строя религиозные представления значительно усложнились, потому что сложнее стал и процесс производства материальных благ, и отношения людей в этом процессе. В период разложения рабовладельческого общества и зарождения феодализма возникает христианство. Христианские церкви — и католическая, и православная — в наибольшей степени отвечали потребностям феодализма. С возникновением буржуазных общественных отношений складывается протестантизм — буржуазная форма христианства. А католицизм и православие вынуждены были приспосабливаться к новым условиям.

Таким образом, модернизация религии, ее обновление — процесс, обусловленный реальными земными причинами. И то, что мы являемся свидетелями нынешнего обновления и церковных доктрин, и религиозного культа, и политической ориентации церквей,— явление вполне естественное. Причину же его следует искать прежде всего в социальном, научно-техническом, культурном прогрессе человеческого общества в XX столетии.

Разве это само по себе не является достаточно убедительным свидетельством несостоятельности утверждений о вечности и неизменности божественных истин? Ведь если бы все в религии было от бога, то вряд ли простые смертные могли бы вносить изменения в установления всевышнего, давать различную трактовку религиозным принципам. Но происходит обратное.

Вот хотя бы такой пример. Русская православная церковь в дореволюционные годы занимала господствующее место в Российской империи. Она охраняла устои самодержавия, поучала, что монархия в России установлена по божьей воле, и выступала против любых посягательств на самодержавную власть. Православные иерархи осуждали революционные движения, объявляли их еретическими, богопротивными—ведь они якобы были направлены против того, что установил сам господь.

Церковь, враждебно встретившая Великую Октябрьскую социалистическую революцию, предавшая анафеме Советскую власть, впоследствии вынуждена была пересмотреть свои позиции, ибо не могла не считаться с реальным положением дел. Сейчас она проявляет лояльность по отношению к Советскому государству, поддерживает его мероприятия, его усилия, направленные на повышение благосостояния трудящихся, на подъем материального и духовного уровня народа. Изменение политической ориентации русской православной церкви вызвано земными причинами. Изменились не только социальные условия, в которых продолжает существовать религия, но и сами верующие. Как правило, это люди, умом и сердцем приемлющие Советскую власть, принимающие участие в общем труде советского народа. Духовенство не может этого не учитывать, тем более, что и само оно испытывает влияние советского образа жизни, что многие его представители выросли в наше время, в условиях социалистического строя. А это не могло не сказаться на их взглядах.

Теперь уже, провозглашая, что «всякая власть от Сога», православные богословы и священнослужители заявляют, что и само существование социалистического государства обусловлено «божьим промыслом». И такая метаморфоза произошла не только в русской православной церкви. Изменилась у нас в стране политическая ориентация религиозных объединений мусульман, последователей иудаизма, евангельских христиан-баптистов, адвентистов седьмого дня и других.

Или еще пример. Сравнительно недавно церковь решительно выступала против науки, против естественного стремления человека к познанию окружающей действительности. Это объяснялось прежде всего тем, что научное знание подрывает веру в истинность религиозной картины мира. Каждое новое научное открытие — это удар по религии, по ее учению. Вот почему церковники всеми силами всегда стремились остановить развитие знания. Наука именовалась блудницей дьявола, а лучших ее представителей подвергали жесточайшим пыткам, бросали на костры, стремились предать забвению.

В наши дни наука достигла таких высот, что оспаривать, как прежде, ее достижения стало просто невозможно. Да и сами служители церкви пользуются плодами ее достижений. Попытки силой заставить замолчать ученых сегодня показались бы по меньшей мере наивными. Это уже неподвластно церкви. Вот она и оказывается вынужденной перестраиваться, предавая забвению все былые конфликты с передовыми мыслителями, выступая с заявлениями, будто религия не только не является противницей науки, но, напротив, ее извечной союзницей.

Однако, позвольте, это же противоречит фактам? Да, противоречит. Но подобные противоречия не останавливают защитников религии, ибо они привыкли к тому, что верующие обязаны воспринимать все их утверждения как истину. И здесь они остаются верными себе.

А для большей убедительности идут в ход рассуждения о том, что у религии и науки разные сферы приложения, религия-де постигает «истины духовные», а наука — «истины физические», и потому их пути не могут перекрещиваться. Ряд богословов, для того чтобы вывести из-под научной критики библейскую картину мира, прибегают к утверждению, что содержащиеся в Библии сказания о «божественном творении» мира и человека следует понимать не буквально, а иносказательно. Одним словом, изобретаются самые различные доводы, для того чтобы доказать непротиворечивость науки и религии.

Нового в современном богословии, в проповеднической деятельности религиозных объединений, в церковной обрядности так много, что перечислить все просто невозможно. И это касается не только изменений в толковании «боговдохновенных истин», но и изменений в богослужебной практике, в тех требованиях, которые предъявляются верующим. Если, например, раньше русская православная церковь рекламировала аскетизм «святых», изнурявших свою плоть, то ныне акцентирует внимание на другом: на духовном аскетизме. Почему? Да потому, что для современного человека в подавляющем большинстве случаев неприемлемы те самоистязания, которым подвергали себя «угодники божьи». Не отказываясь от проповеди аскетизма, церковь по-иному интерпретирует его, дабы он мог соответствовать религиозному сознанию современных верующих.

В наши дни нечто подобное происходит и с постами. Видя, что значительная часть верующих не особенно усердно исполняет требование своих духовных пастырей соблюдать посты, ограничивать себя в пище, церковь, не отменяя этого требования, переключает внимание на духовные посты. Проповедники заявляют, что «истинный пост заключен не столько в ограничении пищи, сколько в изменении образа жизни, в воздержании от греха».

Попытайся кто-либо еще каких-нибудь пять-шесть десятилетий назад дать такое толкование постам, его просто обвинили бы в ереси, в отступлении от принципов христианской веры. А сегодня это в порядке вещей.

Изменениям подверглось и традиционное отношение религии к женщине. И это тоже понятно. Ведь среди верующих подавляющее большинство составляют женщины. А раз так, то по меньшей мере было бы неразумно повторять проповедовавшиеся веками идеи о неполноценности женщины, о ее греховности, испорченности. Подобными проповедями женщин к религии не привлечешь. Вот и меняются содержание и тон проповедей о женщине. В них идет речь о равноправии женщин, о той большой роли, которую они призваны играть в обществе и семье. «Журнал Московской патриархии» не упускает, например, случая, чтобы подчеркнуть значение христианства в поднятии «авторитета женщины», в утверждении ее равноправия.

Что касается библейских текстов, творений «отцов церкви», фундаментальных богословских трудов, в которых откровенно говорится о греховной природе женщины, о ее неполноценности, то их проповедники стараются не упоминать. Там, где это удается, они просто замалчиваются. В иных же случаях они толкуются по-новому. Делается это довольно просто. Берется, например, фраза, которая произносится при совершении таинства брака: «Жена да убоится мужа своего». Хотя в ней все вроде бы ясно, православные церковники разъясняют ныне, что в ней заложен особый смысл. Слово «бояться», по их утверждениям, употребляется не в смысле страха перед мужем, а совсем в ином смысле.

Это «боязнь, какую мы чувствуем, когда опасаемся, как бы не оскорбить любимого человека своим поступком». Вот, оказывается, как можно толковать это выражение! И такого рода толкований в наши дни у церковников много.

Большое внимание церкви уделяют модернизации богослужений и обрядности. Они учитывают, что обряды — это нить, связывающая современного верующего с церковью. Значит, надо сделать, чтобы они были более эмоционально насыщены, более понятны верующим. В православной церкви, случается, богослужения совершаются не на церковнославянском, а на русском языке (ведь церковнославянского большинство верующих не знают). Это—отступление от традиции, но руководство церкви «не замечает» его. А в католицизме на II Ватиканском соборе принято решение проводить богослужения не на латинском языке, как это было веками, а на языке той страны, где расположена церковь, чтобы верующим они были ближе и понятней.

Было бы неверно думать, что процесс обновления в церкви происходит гладко и безболезненно. Споры среди богословов о том, как вывести религию из состояния кризиса, преодолеть растущее равнодушие к ней людей, увеличить ряды верующих, не прекращаются ни на день. Проблема модернизации религии оказывается не такой простой, она связана с целым рядом последствий. С одной стороны, для того, чтобы сохранить свои позиции, свое влияние на паству, церковь должна идти по пути обновления. Но, с другой стороны, модернизация подрывает устои религии. Люди убеждаются, что проповедуемые веками истины предстают отнюдь не вечными и не неизменными, а это снимает с них тот ореол непогрешимости, которым они окружены. Кроме того, церковь вынуждена жертвовать некоторыми применявшимися на практике приемами идеологического воздействия на верующих. Все это ощутимые издержки процесса модернизации.

Понимая это, ряд богословов и церковных иерархов решительно выступают против тех, кто ратует за обновление религии. Эти так называемые фундаменталисты обвиняют модернистов в отступлении от основополагающих религиозных принципов (хотя основы религии никак не затрагиваются). Они требуют сохранять незыблемым то, что складывалось на протяжении столетий, оберегать церковные традиции от влияния современности, рассчитывая, что только так можно сохранить религию в наш динамичный век.

Полемика между фундаменталистами и модернистами идет буквально во всех церквах. С особой силой она разгорелась на II Ватиканском соборе католической церкви. Дискуссии на этот счет не утихают и по сей день. Но в известной мере они носят схоластический характер, так как новое проникает в стены церковных храмов, хотят того церковники или не хотят. Вольно или невольно духовенство в наши дни должно отвечать на вопросы, волнующие верующих людей, высказывать свое мнение по проблемам, мимо которых еще недавно церковь проходила. А в этом случае она должна стремиться к тому, чтобы предстать в глазах верующих на вполне современном уровне. В противном случае она опять-таки рискует потерять их доверие.

Таким образом, процесс модернизации религии вызван отнюдь не благими пожеланиями церковных иерархов и богословов. Он вызван самой жизнью, заставляющей духовенство постоянно обновлять тактику, методы воздействия на верующих, выводить религию из-под ударов науки, даже принося в жертву какие-то устоявшиеся принципы. Как справедливо замечал еще несколько десятилетий назад видный деятель партии, талантливый пропагандист атеизма Е. Ярославский, «духовенство выбрасывает явно лишний, явно тяжелый, опасный балласт, чтобы спасти свой тонущий корабль».

Современная модернизация религии обусловлена в первую очередь тем кризисом, который переживает религия под влиянием социального и научно-технического прогресса нашего времени. Этот кризис выражается в ослаблении религиозности, падении влияния церкви на верующих, утрате веры людей в мнимые религиозные ценности. Однако попытки защитников религии подновить ее, приспособить к новым условиям жизни, найти ее место в нынешнем мире не дают желаемого результата. И это естественно, потому что нельзя остановить закономерный ход общественного развития, которым предопределено отмирание религиозного мировоззрения.

Источник: 100 ответов верующим: (Попул. справочник) / Под общ. ред. В. А. Мезенцева.— 2-е изд., переработ.—М.: Политиздат, 1980.—440 с